читать стихи Посвящения поэта, барда Лидии Оганесян

Неистово-льдистые глаза
из зазеркалия толстых линз.
Голубоватая седина,
словно иней на елях синих.
Слова, летящие в небеса,
выдуваемые мехами органными.
Посадка головы
исполнена грации львиной.
Невесомая наша игра -
скольжение канатоходцев
над пропастью смыслов
или бессмыслиц. Смех и ирония,
легкий флирт и
ныряние в толщу
неосвоенной акватории.
Кажется, мудрость права,
и потемки - чужая душа,
как свечку не жги,
как спичкой не тычь,
возможно лишь погружение
в бездну. А дальше -
падение или взлет -
как повезет...

Отправляясь в плавание
на утлой лодочке своего "я",
одетого в неприкаянность бытия
и назойливость быта,
покидаю свой берег,
где я от ветров сокрыта,
отдаюсь волнам,
поскольку склонность
к мест перемене -
давняя болезнь
поэтов и мечтателей,
и первооткрывателей
дальних и ближних америк.
И те километры,
что ты измерил,
для меня - звон капели -
капли минут.
Даже стылые льдины
тают однажды,
в неге солнечной
ощутив уют.
Потому, наверно,
ты не там, а тут,
в этом городе,
где стынет кровь
в милионножильных
артериях и венах,
где, вставив ключ
в зажигание,
думаешь: повезет,
где час или день -
всего лишь мгновения,
ибо сила трения
здесь сильнее стократ,
чем в Америке
или Папуа Гвинее,
и каждый шаг вперед -
это два назад,
или по окольной
траектории движения.
Здесь жизнь сквозь пальцы
уходит быстрей,
чем вода иль сыпучий
песок в часах,
и, набегу
заглядывая в зеркало,
находишь седину в волосах,
здесь каждый шаг -
почти что подвиг.
В какой стране
герой или стоик
найдет такой
для себя простор?
Мизансцена готова:
палач и вор,
и гений из новых
маленьких фюреров,
и пошлость, которой
не видно конца,
и глупость, которая
из лица
делает маску аутичную.
Эта картина
почти романтична!
Здесь место есть
для трагедий и фарсов...
Но вот парадокс:
без него умирают.
Этот город,
корнями врастая
прямо в сердце,
не отпускает
животворящих
своих детей.
И в странствиях
устав от потерь,
к нему возвращаются
снова, как к другу,
пытаясь вновь
раскрутить карусель,
обреченную
на движенье по кругу,
в ослепленье
считая недугом
непризнанье
своих детей.

Как странно: пишешь ты издалека.
И жизни быстротечная река
тебя уносит от меня все дальше,
но в голосе твоем не слышу фальши.

Хоть вспять нам реку ту не повернуть,
но иногда так хочется взглянуть
в твои глаза и вспомнить, как когда-то
мы были молоды и так крылаты.

Над нами был тогда небесный свод.
И звезды незнакомый хоровод
водили. И на палубе вдвоем
смотрели вдаль, за моря окоём.

Потом, вдруг оказавшись на песке,
в лагуне, где от взглядов вдалеке
мы были, как в Эдеме. Только птицы
кружили и заглядывали в лица.

Восторг и впечатленья пополам
делили мы, отдавшись всем ветрам.
А после - будто что оборвалось -
мы оказались навсегда поврозь.

Но, может быть, в том был великий смысл,
поскольку годы нас не развели.
Теперь ты пишешь мне издалека,
хоть наши не сойдутся берега.

Песню на эти стихи в исполнении автора можно послушать здесь

Не грусти на берегу, Поэт,
ведь влюбленность – это вдохновенье,
откровенье или озаренье,
а еще, конечно, жизни свет.
Не грусти на берегу, Поэт!

Самолета ты услышишь звук,
и невольно снова смотришь в небо,
и златой стрелой младого Феба
ранен ты, и уж замкнулся круг –
небо ниспослало лиры звук.

Дай же струнам снова зазвучать,
явь тебе нисколько не помеха.
Легче пуха будут, жарче меха
строфы. Коль не в силах ты молчать,
дай же струнам сердца зазвучать!

Посмотри, как плещется вода.
Волны – непрестанное движенье –
Всё бегут, не зная утомленья.
Так и наша жизнь бежит туда,
где так бойко плещется вода.

Что думала ты, мамочка, когда
случилась эта страшная беда,
когда, едва дыша, не призвала
меня, чтоб я в тот миг с тобой была?
И от чего пыталась защитить,
уж зная, что прервется скоро нить
и что уже не сможешь слов найти
для утешенья, прежде чем уйти.
Тогда рванулась за тобою в путь,
пытаясь смерть слепую обмануть,
но сквозь преград жестокий частокол
рвалась и пробиралась, точно вор.
И видится теперь, что ты тогда
меня остановить одна могла.
Ты так хотела, чтоб могла я жить,
желала ты ребёнка защитить.
А я тебя все не могла догнать,
чтоб на прощание к груди прижать,
чтоб рассказать, как я тебя люблю
и что любовь навеки сохраню.
Тебя я умоляла: продержись,
за жизнь свою покрепче ты держись,
дождись меня, дай шанс! Но... ты ушла,
меня как будто вовсе не ждала...
Ну, а меня все мучает вопрос:
О чём ты думала тогда всерьез
И почему меня ты берегла?
Ты знаешь, я ведь сильная была.
Но твой уход был как удар под дых,
хоть я стараюсь жить за нас двоих,
смотрю на мир и радуюсь цветам,
но по тебе тоскую по ночам.
И здесь, на даче, где жила со мной,
в дождливый вечер или в летний зной
я вспоминаю наши вечера,
и, кажется, все было лишь вчера –
вчера сидели за столом, смеясь,
кроссвордов ты разгадывала вязь
и задавала мне вопросы вслед,
и удивлялась, что так прост ответ.
Моим ты здесь хранителем была.
Я б с голоду, наверно, умерла
иль просто бы загнулась от тоски.
(Тогда я не могла писать стихи!)
Но ты была. И я нужна была,
хоть знала, что вот-вот придет пора
расстаться нам. И всё же я , как прежде,
лелеяла заветную надежду,
что Бог тебя опять убережёт
и впереди не месяц и не год!
Но ты ушла. И мир как будто пуст.
Не спится мне. И гложет сердце грусть...

Не придется горевать нам вдвоем -
снимем трубки, чокнемся коньячком,
посмеемся над собой. Хронос спит.
Только в наших окнах свет все горит.

Можем час, а можем два говорить,
можем на судьбу свою воду лить,
можем словом - кислородом дышать.
Вовсе не пристало нам горевать.

Ну, судьба-злодейка, ну, опыт лет!
Не беда! Еще зажжём новый свет.
Утопить слезу в глазах – вот пустяк!
Чтоб не праздновал свою победу враг.

Мы похожи, словно кольца судьбы,
ворожим над словом, точно волхвы,
возводя до неба храмы любви,
хороня под сердцем беды - гробы.

На беду или на радость нас свела
неприступная, суровая судьба,
непокорных, вечно ищущих двух
то ли женщин, то ли тополиный пух?

Эфемерно наше счастье, да и мы
эфемерны в этом мире кутерьмы,
неуклюже выделяясь из толпы,
неустанно просим счастья у судьбы!

Я целовала тебя,
чтобы запомнить вкус кожи,
чтобы уснуть и проснуться,
зная, что ты рядом.
Мне было легко и свободно
быть собою под взглядом
твоих бездонных, бессонных
глаз. И было отрадно,
знать, что тебе тоже
здесь легко и уютно.
А за окном - осень,
промозгла и бесприютна,
а за окном - ветер,
но я задвигаю шторы.
Пусть мчат полночные кони,
хоть на глазах шоры.
Я не хочу видеть
вокруг кутерьмы бездну.
Лишь глаза твои - вишни
нынче имеют цену.
Невесомость касанья -
вот сегодня спасенье.
Я с тобой оживаю,
как весною растенья.
Ты уйдешь в этот морок.
Ты махнешь мне рукою.
Впереди ждет дорога.
Я шепну: Бог с тобою.
Буду думать часами,
вспоминать и дивиться.
Невесомость сознанья
на неделю продлится.

Песню на эти стихи в исполнении автора можно послушать здесь

Простите меня, я совсем не хотела
вас напугать иль шокировать вас.
Просто я, как могла, летела
навстречу звездам, но свет их погас.

Вы встали на месте скрещения трасс.
Вы, кажется, мне заменили светила.
А я, как и прежде, предчувствуя вас,
любви и открытий у Бога просила.

Вы мне улыбнетесь, потом нараспев
мне скажете вовсе не нужную фразу,
а я захлебнусь и оправлюсь не сразу,
я буду держаться за нитку надежд.

Себе я придумаю нашу любовь:
слова и поступки, движенья и звуки.
Тогда и предстанет желанная новь
и соединит нас, как будто разлуки

ни прежде, ни в будущем нам не страшны.
Я крепко связала все нити фантазий.

В неясных предчувствиях годы прошли,
но путь проложила, сверяясь по азимуту.

Простите, что страстно желала я вас
в тиши одиночества и ожиданья.
И знала, что все же наступит тот час,
когда предстоит наконец нам свиданье.

Песню на эти стихи в исполнении автора можно послушать здесь

Твои глаза,
цвета замерзшего
деревенского пруда,
беспомощно огромные,
как у младенца,
впервые взглянувшего
на мир,
смотрят вверх,
будто там, на крыше,
ты слышишь
не только завывание ветра,
но голос свыше.
Когда надолго
задерживаешь взгляд
в этих омутах бездонных,
кажется,
что вот-вот утонешь,
но промерзшая до дна
вода может быть
зеркалом
завораживающим,
словно магический шар,
преломляющий свет,
играющий гранями,
и, поддаваясь
гипнотическим токам,
отдаешься ощущению чуда,
забывая, что они -
всего лишь кристалл
льда с того деревенского
пруда.

Путь дан, и первая строка дана.
Но ведь еще не выпита до дна
вчерашних слов дурманящая влага.
И снова ночь врывается и сна
лишает, и дрожит в руке бумага,
и первая строка, как путь, дана.


А первая строка дана, как путь.
Пишу, пишу, чтоб только не заснуть.
Словами упиваюсь, словно счастье
лишь в той строке, что мне дана, как путь.
А за окном - безлюдье и ненастье,
и за окном клаксон кричит: «Забудь!
Не вспоминай ни музыки, ни слов,
случайно оброненных, ни оков,
сковавших так безжалостно запястья.
Забудь, засни! Быть может в недрах снов
ты снова обретешь покоя счастье,
и приоткроешь таинства покров!"


Но ведь дана мне первая строка!
Она дрожит и теплится слегка,
я слышу зов ее призывный где-то
в душе. И многоточием пока
звучит мне голос, жаждущий ответа -
упорного и ясного стиха.

Когда входила в мой дом,
ты, отрешась от тоски,
и только рифмы кругом
порхали, как мотыльки,

и пальцы, чуть торопясь,
касались трепетных струн,
и улетала душа
в миры, где тысячи лун.

Нам было много дано,
и с нас спросили сполна.
Тогда струилось вино
в бокалы наши без дна,

и бездна грезилась нам
в ответном чувстве.
    Из глаз
струился света фонтан. –
Все это, право, про нас.

Прошли года. Утекли
те годы, словно ручей.
Но возвращаются дни
и откровенья ночей.